Высокий, стройный голубоглазый юнец с прядью светлых волос, торчащей из-под меховой шапки, хмурый, в дорогом расшитом кафтане, что протёрт и порван в нескольких местах, грязь на сапогах его и с небольшой иголкой в пальцах. Этот образ навсегда въелся в память Старого Коша, что от ощущения первобытного страха на коленях молит пощады, но вместо этого получает звонкий щелчок с которым добрый молодец Иван-Царевич ломает злосчастную иглу, а с ней обрывает и жизнь для несчастного злодея. Из раза в раз эта сцена не меняется, всегда герой побеждает злодея своей былины, спасает свою невесту и своё царство, а Кощей становится прахом, пылью под его ногами. Несправедливо, нечестно, обидно. Неизбежно.
Он никогда не признавал этого при жизни, не признавал в бессмертии и не признает после, сколько бы раз этот момент не появлялся перед его глазами. Он желал изменить свою судьбу, он обманул саму Смерть-матушку и упрятал её в столь хитром месте… Но она настигла его, не сама так руками чужими. И лишь один вопрос мучал злодея, чьё сознание застыло вне времени и пространства: а стоило оно того?
<...>
В тишине лесной глуши, среди кривых, почти голых деревьев, в центре кровавой печати призыва показалась высокая фигура. Чёрный как сама ночь конь недовольно фыркнул, неподвижно стоя на уровне зрения колдуньи, что ещё несколько мгновений назад читала стих для призыва могучего фамильяра. И невидимая нить, что тянулась прямиком из её нутра, уходила чуть выше морды животного, прямиком к молчаливому всаднику в широком тёмном кафтане. На лице (или вместо него?) у всадника гладкий и цельный олений череп с витыми, точно ветки, рогами, в пустых глазницах которого тлели едва различимые в густом тумане угольки вместо глаз. Исходящая от него аура, от которой становилось всё холоднее, без труда давала понять, что этот ночной ритуал увенчался успехом и девушка смогла призвать для себя слугу.
И почему-то он сидит на спине своего коня и не двигается, даже не смотрит в сторону мага, чего не скажешь про черногривое животное, что мирно дышало, иногда фыркало и, в отличие от своего наездника, смотрело на девушку не моргая. Прямо и осознанно. Эта немая сцена продолжалась ещё несколько томительных мгновений, настолько долгих, что несколько самых смелых птиц решились вернуться на свой пустырь и посмотреть на происходящее. Они садились на верхние ветки, явно не рискуя спускаться слишком низко, и вот на их появление слуга среагировал. В один молниеносный прыжок двухметровый всадник слетел со спины своего скакуна и с треском приземлился на верхушку дерева позади девушки, вновь вынуждая местных пернатых лететь прочь от места призыва. К сожалению для нескольких из них, слуга оказался достаточно проворным чтобы поймать птиц в свою костлявую ладонь, и судьба этих пернатых оказалась незавидной: всадник тут же засунул их себе под череп, с характерным хрустом погружая их в свою пасть. Под маской что-то двигается, явно челюсть, но буквально сразу слуга недовольно сплевывает месиво из костей и крови, откидывая в сторону то, что осталось их птичьих тушек и раздраженно говорит:
— Поганый вкус у их крови, — голос у слуги низкий и хриплый, точно прокуренный старикан говорит, — так что прав Грааль - то не Русь.
Слова эти оказались обращены к вороному скакуну, что больно осознанно покачал мордой и обречённо вздохнул. Эта реакция нисколько Кощея не удивила, и он, поправив свой “ловец снов” на шее, за несколько широких шагов всё же вернулся в центр круга, после чего с резким хрустом собственной шеи посмотрел через левое плечо прямо на призвавшего его мага. Выйти из оцепенения после призыва оказалось непросто, сосуд для слуги всё ещё казался несколько чужим, слишком тесным, но вкус и запах свежей крови, вперемешку со стабильным потоком праны и явным якорем для собственного воплощения помогали сознанию бессмертного не потеряться в бесконечно скучном потоке неизбежных знаний от Грааля. Тусклые угольки в глазницах черепа разгорелись ярче, когда Старый Кош внимательно осмотрел своего мастера и если бы он мог ей улыбнуться, то точно бы это сделал, да только манеры явно не были сильной чертой этого злодея. Он чувствовал в ней силы, он всё ещё мог слышать голос этой девушки, читающий клятву верности общей цели, и он был доволен тем, что в столь подходящем его поганой натуре месте не было ни намёка на такую важную часть цепочки призыва, как катализатор. Это радовало, это интриговало и будоражило. В голове сразу появился с десяток вопросов и идей, но из под черепа до слуха смертной донесло лишь одно слово:
— Красотка.
Сказав это, Райдер довольно гыкнул, одним махом взбираясь обратно на спину своего коня и продолжил гордо пялиться на волшебницу, а инициативу в разговоре, вдруг, взял на себя сам скакун.
— В столь дивную ночь, под покровом тумана, на зов души страждущей отозвался Царь Кош могучий, Бессмертным прозванный. Слуга класса райдер и скакун его верный, Конь Вещий, отныне узами клятвы отмечены. — Речь Вещего Коня звучала ровно, голос его был глубоким и бархатным, и сам он тут же поклонился магу, даже опускаясь на одно колено передней ногой, в то время как Кощей только кивает, упираясь руками в загривок. — И всё же ответь, дева красноокая, ты ли наш мастер?
