Человеческие жизни — что шахматные фигурки, коими женские руки привыкли орудовать ловко, словно играючи; жизни лишить или возвести в ферзи храбрую пешку — с молоком матери Матильда впитала в себя любовь к политике, к подковёрным интригам, сокрытым от глаз обывателей. Всё это — ради процветания семейства Лукрециев, что сохранило свою родословную ещё со времён древних государств, и гордилось непрерывностью своей родословной с тех далёких времён.

Но отголоски войны казались более чем реальными — вдали, как только Матильда и Берсеркер ощутили под ногами твердь земли, слышались залпы пушек, крики страха и призывов к наступлению смешались в одну какофонию, что резала слух; Матильда ощущала здесь стойкий смертельный смрад, металлический запах крови, терпкий вкус пороха на губах да свинцовую тяжесть дождевых туч, что нависли над полем боя, готовые оплакивать тех, кому не повезёт встретить завтрашний день. А ещё — то, как горят магические цепи, словно яд проник под кожу, обжигая внутренности. Даже Мистические глаза, тот дар, что использовался волшебницей как оружие, в одно мгновение потеряли всякий смысл, — и жрица римских богов смачно выругалась на забытых древних языках, позабыв о приличиях.

Здесь, кажется, кто-то позаботился о том, чтобы ни один волшебник не смог переломить хода сражения — ведь Конфедерация одерживала верх над Республиканцами.

— Вы хоть чувствуете себя как рыба в воде, — сухо произносит колдунья, и в голосе её — нечитаемое равнодушие, ни гнева, ни печали; мужской мундир пехотинца республиканских войск сидел на ней мешковато, словно не угадали немного с размером, но всё ещё достаточно удобен, чтобы не наступать на собственные штаны, и чистила ружьё, — Для меня же подобные вещи в новинку. Я предпочитаю наблюдать, когда двое дерутся, а не лезть на рожон с ружьём наперевес.

Земля, ещё немного влажная после прошедшего прошлым вечером дождя и разрытая падавшими сюда снарядами, негромко чавкнула под ногами, когда Мод неспешно поднялась с камня, на котором разместилась. Взглядом она проследила за тем, куда обратил своё внимание и Хиджиката — да только, в отличие от своего напарника, женщина лишь негромко вздохнула, держа постное выражение лица, но с тем же — неспешно закуривает небольшую самокрутку из успокаивающего травяного сбора. Дымка плясала тонкой серой вуалью на ветру, прежде чем исчезнуть в очередном его дуновении, и колдунья переводит взгляд на напарника, всем своим видом показывая, что абсолютно не разделяет его энтузиазма.

По скромному мнению волшебницы, возиться в грязи с ружьём наперевес было не тем занятием, для которого она предназначена. Но чем чёрт не шутит, да что судьба не подкинет на её жизненном пути?
— К сожалению, — Матильда повесила ружьё за ремень на плечо, остановившись рядом. Она привыкла видеть всё, словно это была не иначе как шахматная партия. Она привыкла к интригам ради процветания своего рода. Но надо ли говорить, насколько неприятно вдруг оказалась роль пешки, что должна была справиться с этой сингулярностью без помощи магии, исключительно своими слабыми женскими руками? — я не разделяю Вашего энтузиазма.

Голос колдуньи звучал сухо, почти равнодушно, словно сама ситуация вызывала в ней лишь глухое чувство разочарования, не больше и не меньше.

— Так что я просто буду относиться к этому как к очередному испытанию от своих богов.

Наконец, бросив на сыроватую землю докуренную самокрутку и втоптав её ботинком поглубже, Кастелл обернулась, слушая небольшую лекцию от бывалого вояки. В общем и целом, даже далёкий от тягот солдатской службы человек вроде неё мог бы предположить подобные вещи, но наставления она впитывала терпеливо, не считая необходимым перебивать. Возможно даже, что их сотрудничество научит друг друга чему-либо.

Например, Матильда вполне могла бы поделиться способностью представать в глазах других совершенно безобидным созданием, пока в руке её не появляется кинжал.

— Однако других вариантов, кажется, у нас нет, — жрица римских богов, однако, не считает необходимым ускорять шаг, следуя за Берсеркером туда, где он заприметил площадку, подходящую для тренировки. Возможно, она выживет и так — пусть и говорят, что у войны не женское лицо, но что, если у самой Смерти будет таковое? И эта мысль даже заставила вздрогнуть в мимолётной улыбке губы чародейки, пока те не приняли уверенное очертание оскала, — Одной жизнью больше, одной меньше. Так и быть, веди меня, Берсеркер.