С момента принятия своего первого контракта, Король Хассан никогда не подвергал сомнению священность миссии, что возложена на плечи сотрудников Халдеи и призванных ими Слуг. Для него всё было просто: в этом есть воля Аллаха, и в этом Его власть и сила. Самоотверженное служение цели великой есть для Старца суть и есть награда, а там где уготована награда будут и испытания. Он видел их в других Слугах, видел их в различных сингулярностьях, но самый больший вызов был для старого мудреца в его контракторе. Эта женщина обладала воистину огромной силой воли, была умна и тем вызывала глубокое уважение у Ассасина, но то как она обращалась к Всевышнему, каким обрядам следовала и в чём искала силы для своих чародейских умений - истинное испытание веры. Вступать в споры о том, как стоит обращаться к Аллаху, где следует чертить круги или когда вообще проводить необходимые обряды Старец с горы не спешил, ведь пустые споры ненавистны Ему, а сама воля Хассана никоим образом не ущемляется его мастером. Но он не оставлял её одну в окружении таких заблуждений, нет, ведь если бросить того, кто свет желает видеть, но словно мотыль идёт на Огонь - то будет трусость.

Ассасин, как и подобает отцу воинов из тени, следовал за своим контрактором незримо, молча и принял облик физический лишь тогда, когда на то была возможность и сигнал от Азар. Скрывая свой статус, свою силу, он принял облик смиренного старца, на ком была простая чёрная дишдаша и такая же чёрная куфия, создающая не естественную тень на ликом Слуги. В таком виде он действительно походил на местного и мог спокойно осмотреться, не привлекая к себе лишнего внимания, даже если бы не скрывал факт своего существования от любопытных глаз. Прелести аэропорта или пейзаж для Ассасина были не столь важны, сколько его спутницы, и они точно могли это ощущать в виде лёгкого холодка, что проходит по спине. Конечно же, Слуга не увлекался демонстрацией своего бдения, разве что могучая Цирцея удостаивалась “леденящего взгляда” чуть чаще, ведь если в отношении с контрактором у Старца вопросов не было, то вот могучая Героическая Душа из Древней Греции всё ещё была загадочной личностью.

В пути Хассан молчал, погрузившись в  мысли о священных строках писания, мудрости, заключенной сунну пророка Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха), но был вырван из этого состояния реакцией мастера на пустой звон в словах водителя. Короткий взгляд на спутниц, и встреча взглядом с гречанокой прекрасно обрисовали положение дел, и Старец позволил толике своего присутствия просочиться в мир. Пристально вглядываясь в затылок водителя, мудрец ибн Саббах вернул всё внимание того к оставшейся дороге, тем самым подарив мастеру столь нужные покой и тишину.

<…> Непримечательное здание, куда приехал их отряд, выглядело совершенно непривлекательно и больше походила на полузаброшенный барак, нежели на место для полноценной остановки путников. С одной стороны Ассасину было всё равно, ведь он привык обходиться малым на протяжении всей жизни, но с другой стороны комфорт без излишеств был бы очень кстати для очевидно уставшей Азар. Своё беспокойство на эту тему он озвучил Кастер, тихим шепотом обращаясь к ней из-за спины:

– Путь был не прост, контрактор на пределе и ты сама это же заметила, о Кастер. Прошу тебя о милости к ней, даруй место для надежного отдыха прежде чем мы двинемся дальше.

Ни повелительного тона, ни четких указаний, но лишь призыв к добродетели - вот что шло от слов Хассана. Говорил он это достаточно тихо, чтобы не тревожить Слугу, но достаточно громко, чтобы донести важность сказанного. Немедленной реакции мудрец не ждал, лишь кивнул в знак уважения и в благодарность за внимание, следуя по пятам за контрактором внутрь отеля. Вновь в речь людей он вслушиваться не стал, лишь коротко прошелся по ним взглядом, дабы запомнить все примечательные черты и быть на страже, в тени своего мастера. Он будет терпелив к её труду, будет снисходителен к её ошибкам, и будет суров когда настанет время суда, а до тех пор молчалив и спокоен, как и подобает прожившему много лет старику.