Несправедливо. Каждый её ответ, каждое действо буквально обезоруживали мужчину. Впервые за долгое время, Бесеркер начал испытывать усталость от собственной злобы. От этого зуда внутри черепной коробки, что утихал лишь во время резни. И распалялся от заботы и ласки, обращаясь невыносимым пламенем, снедающим разум.
- Говорил же… наигранная милость ранит меня. Словно раскалённый металл, прошивающий мою шкуру. – Он замирает, явно обескураженный ответной реакцией девицы. – И боль эта… столь реальна, что даже сейчас я ощущаю едкий запах подпаленной шерсти. – Его улыбка вновь угасает, ровно, как и пыл, постепенно снизошедший с лица. Взгляд лишь на мгновение устремляется вниз, туда, где женские, крохотные коленки требовательно упирались в мужской пах, тем самым не позволяя навалиться окончательно. – Я никогда и не был настоящим Королём.
Сопротивляться разливающейся неге по телу хотелось всё меньше и меньше. Все эти непривычные ему чувства, вкупе с забористым алкоголем, ударившим по рассудку, накатывали успокаивающими волнами. Ко всему прочему, ласки Княжны оказывали не менее опьяняющий эффект. Кажется, он уже и позабыл, зачем явился сюда. Ах да… выпить, кажется?
- Ты всерьёз думаешь, что нас отличает лишь это? – Альтер не противится её прикосновениям и даже сам чуть поддаёт вперёд. Несколько нерешительно, впрочем. – Тц.. – Так и знал. Кончик язычка, коим Княжна прошлась по его подбородку, оказался подобен жалу. Слуга даже прищурился в процессе, закатывая глаза и задирая лицо верх. Тончайшая, влажная дорожка слюны пылала, не позволяя сконцентрироваться. А краешек губ, коим девица одарила поцелуем, словно бы разъедало. Притягивало к себе его внимание. Внешне, можно было ошибочно предположить, словно воин действительно испытывал не самые приятные ощущение, как если бы Княжна оказалась ядовитой гадюкой, впившейся в его кожу.
Но нет. Всё было куда сложнее и вместе с этим… необычайно глупо. Плоть Берсерка привыкла к боли. Адаптировалась к пренебрежительному обращению с собой самим же Альтером. Да только сам он, в свою очередь, был совсем не готов к нежности и банальному, животному желанию близости. За этим к истинному Кухулину, этот же был рождён чудовищем, не знающим радостей мирской жизни. А чудовищу не предстало даже задумываться о чём-то столь приземлённом и людском. О нежности, кою способны дарить друг-другу близкие люди.
- Ты навязала мне это желание, Ольга. – Вконец уняв негодование, Кухулин уже сам старался прильнуть к ней всё ближе и ближе. – Нет никакого толка от безумной псины, чьи клыки затупились, а когти вырваны. От этого менее безумной она не станет. – Он продолжал ворчать, невольно упрекая в том, чего Княжна не совершала по определению. Собственные позывы прикрывал якобы чужим эгоизмом.
Берсеркер чуть прыснул в сторону, издав едва заметный смешок, когда поймал себя на подобных, «тяжких думах». Уткнулся неаккуратно в женский лоб собственным. Пристально всматривался в глаза, отвечая движением бёдер на заигрывания её колен. Грубые ладони выпускают женские щёки, перебираясь всё ниже и ниже. Оные ощущают утончённость фигуры Княжны даже сквозь платье, настойчиво вжимаясь в талию, бёдра.
Его дыхание куда более жаркое у самых её губ. Поцелуй. Гораздо более мягкий. Без неугомонного языка, стремящегося забраться в недра чужого рта. Надо же, делать это самолично куда приятнее. В конце концов, ласка Ольги была чересчур… сладка, чем вызывала дрожь. И жар, что поначалу был столь наивно спутан с болью от яда или же заострённого металла, оказался приторным наслаждением. Интересно, сможет ли он привыкнуть к чему-то подобному?
- Ты разжигаешь во мне огонь, женщина. – Нехотя, с причмокиванием отрываясь от губ, заявляет Король. Их поцелуй продлился недолго, дабы затем продолжится лаской тонкой, несколько травмированной шеи девицы. Шершавый язык скользит по синякам, оставленным крепкой ладонью Берсеркера – ему всё ещё сложно контролировать свою силу.
- Кажется, я понял. Да… - Вздох. Он замирает, перебирая на кончике языке долгожданное осознание. – Ты права. Я могу измениться. Это… приятно. Да, приятно меняться. – Возвращаясь к её лицу, мужчина демонстрирует свой жадный, почти животный взгляд. – Я хочу ещё. Да… да! Я хочу тебя, без остатка!
И тут, в одночасье, эта томительная и терпкая ласка сменяется жгучими объятиями. Чересчур развязным поцелуем. Альтер срывается, силой раздвигая женские ноги. Благодаря всё той же, неестественной разнице в их силе, он не ощущает сопротивления. Им движет безумная страсть, что в мгновение ока разожгла тлеющие угольки. Увы. Ещё немного, и в помутневшем рассудке безумца проявились бы первые проблески благоразумия. Как жаль, что его вновь увело не туда.
- Вцепиться, пробраться, сожрать, забрать без остатка! – Он не срывался на крик, его рычащий тон был полон желания. Ровно, как и действа. Кремовое платье нещадно задирали, постепенно разрывая прямиком на Княжне, тем самым оголяя её. Женские же губы, а также шею и вот-вот обнажившуюся грудь опаляли горячий язык с губами.
- Ты жаждала моего срыва?! Обращалась со мной, как с равным?! Мне это по душе! – Его действа порывисты и несколько грубы. Но сам процесс… Эти изгибы и извивания, эти прикосновения, жаркие поцелуи и вновь перетянутая, женская шея, дабы пресечь сопротивления полные животного влечения. Весь взмокший и перевозбуждённый, Кухулин поддался этой вспыхнувшей, безумной искре. – Ты куда вкуснее всякого пойла, женщина!
Он собирался овладеть ей, в полной мере погрузившись в обуявшую рассудок похоть. Но действовал выборочно, ибо каждое, ответное вздрагивание Ольги, то, как тело её отвечало на накатывающее, пусть и насильное наслаждение, вызывало у него непомерную бурю эмоций.
Ты никогда не приручишь чудовищного волка, если будешь считать себя ему равным. В любой стае есть лишь один вожак.
[status]маниакальный инфантил[/status][icon]https://i.ibb.co/JzLV60P/image.png[/icon]
Отредактировано Mad King (2022-09-16 00:11:01)