Слишком много хотелось сказать, но в этом не было смысла. Угрозы, обещания, проклятья – прерогатива слабых. Мордред был королём, а потому вынес приговор.

***

Обнажённый мужчина тридцати лет, движется по комнате, мимоходом окидывая взглядом своё отражения. Он хорош, ухожен, прилично сложен, волосы нисколько не растрепались, взгляд уверенный и ясный, на устах улыбка. Лишь одна деталь могла смутить стороннего наблюдателя. Часы. Массивные, из светлого метала, они обрамляют кисть и режут глаз, будто хозяин позабыл их снять. Но разве нормальный человек пойдёт в душ, оставив их?

«Они не промокают, швейцарское качество… Мой дражайший отец передал мне и велел никогда не терять. Шестьдесят два года…» - Мордред качнул головой, отгоняя голос мастера, и его несменную речь. Этот ублюдок каждый раз забывал, что уже рассказывал эту историю, а может слишком её любил.

Рыцарь не питал и толики интереса. Он чувствовал, как невидимые цепи давят на него, заставляя быть настороже. Второе командное заклинание параноик потратил на то, чтобы берсерк следил за дверью.

- Слуга, не забывай, - тип повернулся, всё та же улыбка, мерзкая, от того что пустая и дежурная. – Не забывай о своих обязанностях.

Мордред не считал себя обязанным и злился. Он смотрел на руку ублюдка и дело не в часах, дело в витиеватых линиях – командных заклинаниях. На всё той же руке. Они снова на месте, причём все.

Если раньше рыцарь выжидал, прикидывая, что идиот растратит их всех, то теперь этот план стоило просто выкинуть. А ведь это казалось беспроигрышным вариантом. Просто выждать подходящий момент, как и тогда, когда отец оставил Камелот.

До боли сжалась рука, хруст латной перчатки заглушала струящаяся за дверью вода, а так же его голос:

Парень, ты чего? Не грусти!
Эй ты, парень, ну-ка встань-ка с земли!
Ты же, парень, в новый город пришел,
Где нет по-во-да для гру-сти!
Парень, заходи-ка сюда,
Эй ты, парень, грусти нет и следа,
Оставайся, и тогда ты поймешь,
Что по-ра по-ве-се-лить-ся!

И это стало последней каплей.

Следить за дверью. Ведь это довольно расплывчатое указание? Дверь есть практически везде. Даже в ванной комнате, даже в душевой кабине…

Мордред зашёл без стука. Мастер прервал свою песню, вместе с последней каплей воды.

- Ты ещё не понял своё место? – произнёс мужчина, подбирая полотенце, заблаговременно оставленное. – От твоей гордости не останется и следа, сейчас ты будешь со… ХМПФ

Его рот заткнула рука. Пальцы латной перчатки хозяйствовали внутри. Слюна стекала по металлу, падая на кафель, мастер судорожно пытался выплюнуть её, но почему-то не получалось.

- Не подскажешь время?

Ублюдок покосился на руку с часами, мокрыми, из-за капель сложно было разглядеть час.

Рыцарь предательства оказал своему хозяину последнюю услугу, приблизив кисть, резко рванув на себя. Звук ломающейся кости и рвущийся плоти застигли несчастного раньше, чем боль, раньше, чем небольшим фонтаном плеснул первый кровавый ручеёк.

- Время кормить воронов, - произнёс Мордред, обычно бесстрастный голос сейчас звучал издевательски, заискивающе, обнажая его тёмную сущность.

Мастер готов был поклясться, что шлем улыбается, а сквозь прорези алеют глаза. Рога же и вовсе заставили его вспомнить о дьяволе. И хоть он и был безбожником, но пытался молиться. Недостаточно. Не отозвался никто.

Линчеватель отбросил оторванную конечность, предварительно ударив её о стену, послышался треск разбивающихся часов. Он сделал это медленно, словно смакуя момент, но уже ели сдерживался, отдаваясь во власть безумию.

- Что я должен был сделать? – спросил берсерк, куда быстрее чем обычно.

В ответ лишь мычание. Король вытащил пальцы из рта и мастер попытался отдышаться, выплёвывая кровь.

- ЧТО Я ДОЛЖЕН БЫЛ СДЕЛАТЬ? – он едва не сорвался на крик.

Жертва слабо соображала, слишком страшно, слишком большая потеря крови и что-то ещё, чего палач пока не разобрал.

Он не повторил.

- Как ты обращаешься к королю? – колено рыцаря едва коснулось живота мастера, как он согнулся, а затем и упал. – На колени перед королём!

Плебей попытался, но Мордред не дал ему встать, ударив коленом в голову, кажется раскрошилась пара зубов, да и глаз был закрыт, из него вытекала бесформенная жижа.

Берсерк не получил ответа вновь и потерял всякий контроль. Он начал лупить этот мусор ногой, активно, но прилагая лишь малую толику своей силы. Ему хотелось убить ублюдка, убить всех тех, кого он ненавидел вместе с ним. Разорвать и измучить.

Это длилось не больше двух минут, но за них произошло слишком много. Тело походило на бесформенную массу, с оторванными конечностями и торчащими наружу костями.

Мордред поднял злополучные часы, покрытые кровью, как и всё тут и сжал руку, уничтожая то, что ублюдок любил.

Ему стоило бы пожалеть или испугаться, когда тонкая ниточка, связывающая их оборвалась, но наступило лишь облегчение.

Краем глаза рыцарь смог заметить, что дверь приоткрылась и он повернулся.

Мордред увидел перед собой женщину. Рыжая бестия, без какого-либо страха взирала на следы теплеющей жизни, так, будто бы давно к этому привыкла. Она не кричала, не неслась прочь и во взгляде читалось что-то, чего рыцарь не мог понять, но знал точно, что это не страх.

Он сделал шаг навстречу, выслушивая её слова, но не приблизился дальше, как обозначая дистанцию между ними, ту, которую не позволено пересекать. Как раз в тот момент, когда дева отошла.

- Гастон занят, - запоздало ответил Мордред, издав после нервное, но удовлетворительное. - Ха.

Он не сожалел о том, что сделал, но ещё не придумал как продолжать эту жизнь. Что-то держащее его якорем, отвязалось и хоть сейчас ощущались лишь лёгкие колебания, но они усиливались и предвещали беду. Нужно было действовать.

- Ты его не оплакиваешь? - голос звучал заискивающе, король считал ответ очевидным, а потому поправился: - За что?

И вместе с этим, он пришёл в движение, разрывая и без того небольшую дистанцию, ибо возвёл её лишь для неё. Поднимая руку, раскрытой ладонью вперёд, на уровне груди, прицеливаясь.

Убийства хороши лишь тогда, когда за ними стоят сильные чувства или выгода. Убить за свою мечту можно кого угодно, но в отношении неё ничего не было. Хотя всё же было! Она из тех колдунов, что кличут героев слугами. Она одна из тех, кто смеет им приказывать и, возможно, последний шанс зацепиться и воплотить свои мечты.

Мордред резко выкинул руку вперёд, положив на её шею, латная перчатка царапала светлую кожу, рисуя на ней, тёплой кровью. Запахом железа разило. Пальцы сжались, но пока не смертельно, позволяя ей понять, что дышать не то, чтобы просто, особенно когда тебя этого могут лишить.

- Можешь купить свою жизнь, - голос приглушал шлем, но на сей раз он был мягче, а от того и тише.

Он хотел убить её на месте, просто так. Выбежать из комнаты и попытаться покрошить стольких, скольких сможет. Но в этом читалась слабость, король борется до конца, даже если его главный враг – внутренний зверь.

Дыхание рыцаря свидетельствовало о напряжении, было сложно сдержаться и в какой-то момент ладонь сжалась крепче, но лишь секундно. Её шея должна держаться на месте.

- Как ты можешь мне помочь, ведьма? – спросил он, смотря прямо в глаза, сквозь прорези можно было различить зелёный блеск, но не более того.

Он хотел ей предложить сделку, но ничего не имел. И даже в этом случаи было не понятно, кто из них окажется дьяволом. Опыт общения с мамой был слишком богатым, чтобы недооценивать ведьм.

Слабость может быть силой, но Мордред не до конца понимает, кто из них в действительности силён. Конечно, легко оборвать эту хрупкую и жалкую жизнь, но как же не хочется терять свою. Обмен не равноценен, но её реакция и слова, будто бы убеждают, что это стоит того. Просто взять и дойти до конца, как в тот раз, без переговоров, просто драться, чтобы победить и чтобы умереть.

«Я должен победить» - слова вновь возникают в голове и путают.

Он слишком хорошо знает цену поражений и ненавидел каждое из ни них всем сердцем. И эту ведьму тоже ненавидел, за то, что она использует методы матери. Подбадривает его, толкает на какое-то решение, норовя подчинить. На какой-то миг пелена отступает, мелькают противоположные выражения лица. Кажется, на миг даже показалось, что одно из них принадлежит Моргане. Невольно рука расслабляется, даря ложную надежду. Но король закусывает губу и ничтожная боль заставляет пальцы вновь сжаться.

- Честь рыцаря – главная слабость, - в словах есть некая горечь и укор, предназначаемый не только ублюдкам из Камелота. – Убить женщину и ведьму не одно и то же.

«Любви?» - это слово цепляет Мордреда и даже заставляет усмехнуться, звучит приглушённое: - хм.

Рука, вцепившаяся в шею, готовиться сжаться и разорвать гортань и позвонок. Но это слишком просто, потому кисть перехватывается и начинает её поднимать. Так,  чтобы встала на цыпочки, чтобы трепетала и билась о руки, словно рыба, выброшенная на берег – в агонии и страхе.

Слова извинения следуют, но они не похожи на правду, разят женской хитростью, будто пытаются залезть в голову. И он не капли им не верит, но делает вид, разжимая кисть, когда ведьма отрывается от земли.

- Цена? Ты торгуешься, ты покупаешь меня без уважения, ты даже не называешь меня королём, - говорит берсерк, перебивая, в тон с ней, не замечая, что жертва потеряла сознание.

Предатель доводит дело до конца, позволяя ей опасть. Без лишней силы, смотрит, как ведьма медленно оседает. Она падает не назад, а вперёд, сползает по доспеху, чем спасает себя от лишних увечий и позволяет рыцарю насладиться моментом победы, когда твой противник преклоняет колено, не важно вольно или нет. Важен сам факт.

Шаг, через её тело, ведь осталось совсем не долго и нужно успеть. Мордред собирается ускориться и помчаться, но ощущает, что если сделает это, то приблизит не бытьё.

«Что я получил, за то, что убил Артура?» - задаётся вопросом берсерк и останавливается.

Ничего. Всё идеалы, все мечты и желания ни стоили ничего и не принесли плодов. Даже местные книги подтверждали то, что короля не оценили. Окрещённый злом, обвинённый во всём, погибший в бою и  чудом уцепивший вслед за собой светлейшего короля. Победители пишут историю. Но Артур тогда не победил, так почему же…

- Ведьма, - рыцарь останавливается, оборачивается, делает  шаг назад и опадает на колено, чтобы быть на одном уровне. Почти бережно касается её светлого лика, пытаясь найти в нём хоть что-то.

Увы, но нежности предателю никогда недоставало. Ладонь ударяет по её щеке, по второй и вновь, пытаясь пробудить деву ото сна.

Это не сказка. Да даже если и так, то прекрасным принцем злой король быть не может. И поцелуй в губы ничего не изменит.

- Ты должна очнуться, я повелеваю! Именем Мордред! - произносит берсерк, последние слова с особой гордостью и едва ли не криком.

Случайно или нет, но ведьма действительно приоткрыла глаза, в тот момент, когда прозвучал приказ. А значит, чутьё не подвело и стоило цепляться за эту робкую возможность.

Многие его знали, но никто не познал. Гнев струился по венам сродни крови и обращён был практически ко всем, не только к врагам прошлого, жалким псам, но и к тем, кому принадлежит будущее. И даже больше, к себе, за то, что умер и не смог отстоять свою мечту. Врятли ведьма понимала всю глубину этого чувства, из-за чего Мордред поморщился. Ничего приятного это не несло.

- Жестокость сопутствует всем, кто хочет что-то сохранить и чего-то достигнуть, - произнёс берсерк, хотя и находил в происходящем другое. – Считай это милостью.

Однако дальнейшие слова и взгляд показали, что ведьма умеет хранить обиды и не торопиться прощать. Честно.

- Я прошёл этот путь однажды, - отвечает предатель в его тони слышна усмешка, кою не в силах заглушить шлем. – И смогу пройти вновь.

Плохое обращение, презрение – пусть думает что хочет, пусть угрожает ему. Это не задевает честь, с остальным можно смириться.

Её глаза такие необычные, такие коварные, янтарные, змеиные. Огонь и коварство редко сочетаются, лишь у одного человека прежде доводилось видеть их смесь. Мордред слишком хорошо знал эти глаза. Впрочем, тогда в них была любовь или то, за что её принимал.

Она касается груди, на секунду берсерк переводит взгляд на ладонь, а затем накрывает её своей. Ведьма хочет понять к чему лежит сердце, что подтверждают слова. Пусть попробует ощутить, если, конечно сможет.

- Ты просишь меня открыться, - произнёс предатель. – Прежде назови своё имя.

Небольшая передышка кстати, слова нужно выбирать аккуратно, нужно почувствовать то, что ей нужно и дать это. Или нет. Может, действительно попытаться открыть ей что-то, скрытое за холодным миталом? Сердце в груди начинает биться быстрее.

Мордред  наклоняется чуть ближе, вперив взгляд в её, рука сжимает её руку, но без звериной силы, так, чтобы бестия это почувствовала, чтобы поверила.

- Я хочу вернуть всё то, что принадлежало мне. Я хочу стать независимым от теней прошлого, уничтожив их и возвести своё будущее. Я не буду никого щадить и утоплю в крови каждого, кто покуситься на мою мечту и если потребует, то заплачу любую цену, - говорит он, довольно скоро, не задумываясь и в речи этой куда больше страсти, чем можно ожидать от железного рыцаря. – Если ты не будешь сдерживать меня, когда придёт время, если не будешь покушаться на мою честь, то я уничтожу любого врага и стану  нерушимым щитом. Все и всё, что я защищал – пережило меня, о чём ты можешь знать. Мои слова не пусты.

Мордред приподнимается, второй рукой забираясь ей под спину, помогая подняться.

- Но чего хочешь ты? Как ты распорядишься моей силой?

Он не хотел служить, ни тогда, не сейчас. Но справлялся с этим прекрасно. Ведьма была куда интереснее Гастона, оставалось понять, как далеко они смогут идти рука об руку. Считать себя союзником куба приятнее, нежели чем рабом.

- Ответь и тогда мы сможем заключить союз.

Видимо, все женщины, в жизни Мордред подобны змеям. Коварные, изворотливые и сохраняющие кровь холодной даже в самый напряжённый момент. С уст их срывается лишь яд и издевательски надоедливое шипение. Таков закон.

Будь на его месте кто-то другой, то он убил бы ведьму за столь неосмотрительные слова и насмешки, но если что-то и выделяло Предателя среди прочих, так то, что у него находились силы ждать и терпеть, противясь воле своего сердца и разгоняемой им порочной крови.

«Говори, говори» - дыхание впрочем выдавало недовольство, обрывая своим неровным ритмом остатки несказанных слов.

Победа. То, чем они привыкли разбрасываться. Слабые и жалкие люди настоящего, не знающие вкуса крови и нестерпимой боли тела, впрочем, как и духа. Им легко упрекать другим, потому как безгрешны, потому как не знали вкуса собственной обиды и злости. И этот круговорот слов действительно раззадоривал Мордреда, несмотря на то, что уже всё было решено.

Эти острые кинжалы, как же хорошо они метили. Да, именно из-за таких людей, королю хотелось жить. Но не только гнев затмевал разум берсерка, но и повисшая в воздухи интрига. Ведьма была незаурядной, от слова совсем. За ней хотелось наблюдать, быть может поэтому, король позволял жизни медленно покидать его тело, вплоть до того момента, как заветные слова прозвучали.

- Я отвечу на твой зов, - глухо звучал рыцарь и впервые с уст сорвалось имя. – Медуза.
Я дозволяю насладиться,
Как кровь несчастных будет литься.
И чтобы каждый новый труп,
Срывал улыбку с твоих губ.

Предатель видел в ней то что хотел. Хоть и осознавал, что мог ошибиться, но словно чувствовал, что к этой особе нужен особый подход. Она умеет наслаждаться страданиями других слишком хорошо для любителя, её повадки походили профессионалу с долгой историей .

- Но если ты презришь наш договор, - изрёк Мордред, но не в укор.
И будто подтвердив угрозу, рукой прильнул к её же торсу.
- То ты узнаешь как и он, - взгляд трупом был удовлетворён.
- Что гнев мой скор, - и сжал руку. – Я выход дам всегда ему.

Мордред ощутил, что их связывает что-то незримое. С каждым изречением, нить между ними становилась всё более отчётливее, отгоняя слабость и наполняя истощённое тело новым зарядом сил. Отчего-то, даже показалось, что вмести с этим приходило и понимание. Берсерк не был уверен, не причудилось ли ему, но поспешил это проверить.

Рука, лежащая на её торсе, недавно сжатая, совсем рядом, выставила указательный палец, коснувшись своей мастерицы. Предатель не считал, что она заслуживает наказание, но отчего-то, казалось, что царапиной, выразит поощрение. Чтобы убедиться, рыцарь внимательно следил за её глазами и мимикой, которые несомненно последуют.

- Нас никто не остановит…

Он ждал её слов.

Мордреда не тревожило, что они не заметают следы. Он был королём, а потому считал, что вправе делать всё, что заблагорассудиться. Однако, он так же был и предателем, потому не был чужд коварству.

- Мне продолжить? – слова звучали слишком спокойно и взвешенно, берсерк не пояснял, что имеет ввиду, потому как подразумевал слишком много.

Отредактировано Mordred (2022-09-24 20:12:32)